— Прошу мою… э-э… задницу оставить в покое! — покраснел Петраков-Доброголовин.
Аспирин пожал плечами.
— Твое дело. Только прикинь, вальнут тебя в Зоне, куда нам хабар девать? Хоть адресок оставь или там телефончик.
Петраков-Доброголовин задумался.
— Вы в самом деле считаете, что мне не стоит идти с вами? — спросил он наконец.
— Конечно, не стоит, — сказал я.
— А прибор? Вы говорили, можете не справиться с прибором…
— Уж с приборами мы всегда справляемся, чува-ак! — заржал Аспирин, явно имея в виду совсем иные приборы.
— Вы же сами сказали — там нет ничего сложного. А отремонтировать его в полевых условиях, если что-то случится, и вы не сумеете, — заметил я.
— Тогда… тогда давайте завтра в самом деле проведем консультацию, — сказал печальный профессор. — Время поджимает, знаете ли. И решим все наши оставшиеся вопросы.
— Знаем, — кивнул я. — Время всегда поджимает.
— Вот именно, чува-ак!!! — заключил Аспирин, и с этого момента переговоры закончилась, и началась обычная пьянка.
Семецкий не умирал второй день, и это было дурной приметой. На что еще нужен Семецкий, в конце концов? Плюс к тому у меня сломалась почти совсем новая кофеварка, а прямо возле дома я встретил лейтенанта Альтобелли из комендатуры.
— Привет, Упырь, — сказал Альтобелли. Он вылез из открытого армейского «хаммера», в котором сидели еще три рожи с автоматами. Почтил вниманием, специально машину остановил…
— Кому Упырь, а кому Константин Михайлович, — сказал я.
— Куда собрался?
— Следую Конституции.
— Не понял, — нахмурился лейтенант.
— В Конституции сказано, что все граждане имеют право на свободу передвижения. Вот я им и пользуюсь.
— Шутим, — покивал лейтенант. — Прямо покойный Петросян.
Я не знал, что за веселого армянина имел в виду Альтобелли; может, и был такой сталкер, поэтому смолчал. Лейтенант тоже вроде бы не знал, как продолжить разговор.
Некоторое количество времени провели в тишине.
— Мент родился, — сказал я наконец.
— Что?!
— Мент родился, говорю. Есть такая примета, когда люди сидят и неловко молчат.
— Ясно, — кивнул Альтобелли.
— У вас что-то ко мне есть? — спросил я.
— Да слух один нехороший, — сказал лейтенант, ковыряя носком ботинка асфальт. — Ты куда собрался, сталкер? Неприятности нужны?
— Вы о чем, господин лейтенант? — осведомился я с мирным видом. Со стороны мы, наверное, напоминали парочку идиотов, и потому кто-то из уродов в «хаммере» коротко заржал. В принципе Альтобелли был вполне нормальный офицер, не фанатик и не мразь. Работал в меру сил, не усердствовал, попусту не приставал. Зону малость знал, не гнушался туда лазить, тогда как остальные на Периметре жопы грели. Короче, в комендатуре процентов восемьдесят офицерья было куда большими сволочами.
— Ладно, сталкер, иди, — неопределенно пробормотал Альтобелли. Он залез в «хаммер», что-то сказал своим уродам, после чего они помрачнели. Видимо, посоветовал не хихикать над начальством. Правильно, так их. Ишь, рожи.
Профессор не решился нести свой магический аппарат в «Шти». В принципе верно: вдруг какая облава, объясняй потом, что за штука, зачем она, где взял. Даже если у профессора все документы выправлены на уровне, до глубины души поразившем прапорщика Петлюру, еще не значит, что прибор не конфисковали бы. Человек — одно, непонятная машинка — совсем другое. Особенно неподалеку от Зоны. Ко всяким научным штучкам здесь относились подозрительно, а военные, к слову, могли просто перепродать потом хитроумную штуку «легальным» ученым.
Я шел к условленному месту, где Петраков-Доброголовин в автомобиле должен был меня встретить. В другом месте нам следовало подцепить Бармаглота, а остальные прибывали своим ходом. Встречу мы решили оформить под пикник — на травке, благо погоды стояли замечательные. Опять же и смыться легко, место выбрали с хорошим кругозором, да и зачем смываться — спрятал нужное, сел сверху задницей и продолжай пить-хавать. Не запрещено. Собственно, там уже должен быть Аспирин, с шашлыками заморачиваться. Я выкатил Петракову-Доброголовину авансовый счет на предстоящее мероприятие. Мол. в ваших же интересах — конспирация и все такое. Профессор, не торгуясь, отвалил на пикник нужную сумму с запасом. Мне такой подход понравился. Значит, есть надежда, что и остальные суммы мы получим, как полагается. Хотя чего заранее загадывать. И на сегодня расклад неплохой.
Профессор сидел в большом белом джипе. Арендовал, что ли? Нарядился же он при этом не в пример вчерашнему: никакого давешнего лоска, наоборот — защитного цвета кацавейка, из-под которой виднелся ворот простого свитера, неприметная кепочка… В общем, выглядел он не столько владельцем хорошей машины, сколько слегка разъевшимся шофером. Впрочем, такой его образ мне как-то больше импонировал. Я одобрительно хмыкнул про себя, влез на переднее сиденье, пожал теплую пухлую руку и сказал:
— Давайте прямо по улице, потом возле парикмахерской направо и три квартала опять прямо. Там скажу.
Петраков-Доброголовин послушно завел двигатель и включил радио. Я радио тут же выключил. Профессор покосился, но ничего не сказал. Потом не выдержал.
— Любите тишину?
— Не люблю радио, — сказал я.
Ходили нехорошие слухи, что иногда Зона посылает радиосигналы. Обычно из нее редко что лезет за Периметр, а вот радиосигналы — опять же по слухам — проходят свободно. И далеко. Притом специально их поймать не получится: они сами переплетаются с вполне официальными частотами и тихонько проникают в мозг. А уж что они там нашептывают, на что намекают — этого никто не знал, хотя и говорили разное.