— Я «за», — сказал вдруг Аспирин. — Бармаглот толковый чувак.
— Ну и порешим же на том, — сказал я, разливая белое. Профессор хотел было добавить нечто высокое, но смутился и просто выпил. Закашлялся, покраснел, болезный. Заел лучком.
— Я забыл добавить, — сказал он наконец, прокашлявшись и прожевав.
— Что еще? — спросил я, ожидая недоброго.
— Я тут подумал… Я все же пойду с вами, — торжественно и в то же время виновато заявил Петраков-Доброголовин.
Что говорить, в Зону народ ходил по сотне различных причин. Хорошо, не по сотне — по дюжине.
Ходили по делу — таких больше всего, вопрос только в том, у кого какое дело. Один-два контейнера «соплей» наберет или мешок того же «пуха», другой — попрется едва ли не к энергоблокам за невесть чем. В основном же что собирали, что попадется, потому что любая фигня — хабар, а хабар денег стоит.
Ходили по работе. Это, само собой, военные сталкеры, которых, между нами, тоже никто не неволил. Стало быть, у людей была нужная жилка, да и много кого я знал из толковых парней, кто к военным перешел. Главная их беда — на технику слишком рассчитывали. А техника в Зоне это вовсе не то, что твой собственный нюх. Ты ведь как: ползешь через подлесок, а сам нюхом… да что там, яйцами, жопой чувствуешь — нельзя вот сюда ползти. Вон туда, между чахлыми березками, — можно, хотя вроде бы по правилам неписаным нельзя между такими близкими деревьями… А вот сюда — нельзя, пусть даже там травка зеленая, прогалинка и даже птичка какая-то сидит, клюет чего-то… Про птичку соврал, конечно, какие в Зоне птички, окромя ворон.
А один раз видел, как человек в «карусель» поперся. В последний момент свернул — и проскочил. То ли обманка была, а не настоящая «карусель» — есть и такие, только кто ж их проверяет на работоспособность, — то ли везение какое сработало. Потому что нюхом чуял. Яйцами. И жопой.
Ходили в Зону с группами. Группа — понятие весьма растяжимое, есть туристы, которым хочется страшненькое посмотреть, впечатлиться, обгадить кальсоны, а потом дома показывать всем дешевенький артефакт и рассказывать, как в жутких условиях он его добывал. Фотографий наделать: «Я и мертвая псевдоплоть». Есть люди, что идут за серьезными конкретными вещами, они много платят, но много и хотят. Могут сами сталкеров завалить, чтобы потом не рассчитываться. И сами потом выходят обратно, без проводника и отмычек, были такие прецеденты. Есть и те, кто вообще невесть что хочет в Зоне найти. Разное рассказывают, но не стоит сейчас об этом. Вон Хемуля спросите, если встретите. Он скорее всего в дыню впаяет, но может и рассказать.
Еще в Зону ходят фанатики, которые ищут там Хозяев, инопланетян, Господа Бога, мертвых родственников, которых когда-то там похоронили и теперь надеются, что они в виде зомби побегут к ним в объятия… Есть те, кто уходит навсегда — живут там они вроде. В смысле, там много кто живет, те же сталкеры или ученые, но эти — на хуторах, в заброшенных поселках. С башкой у них, конечно, не в порядке. Да и у кого с башкой в порядке? У кого в порядке, тот в Зону не лезет. Сидит дома, жрет котлеты и смотрит реалити-шоу по телику, а жена ему пятки чешет.
Так вот, живут такие в Зоне, и жители эти очень непростые. Помню, шли мы с Тещей и Матюхой, в очень нехорошем состоянии шли — четвертый наш, Уголь, спекся. Там на дороге стоит грузовичок, «уазик» такой, внедорожник старенький. Стоит себе и стоит, никто на него сроду внимания не обращал. А тут Уголь чуток спирта хлебнул на радостях, что назад идем целые (а нельзя, нельзя радоваться, вот вам и подтверждение!), и говорит: «Пацаны, чую я, там тайничок! Удобное какое место — у дороги, примелькалось, не полезет никто…» И не успели мы его придержать, как он скок на подножку и голову в кабину сует. Так назад и повалился — без головы. Словно стеклом отрезало, только не было там никакого стекла. Я даже болт кинул — упал внутрь кабины, стукнулся обо что-то железное. А на срезе шеи-то — словно огнем прижжено, кровь даже не пошла.
Так вот, прикопали мы кое-как Угля безбашенного, а сами решили заночевать — не успевали засветло. В Зоне без надобности незачем на ночь оставаться, но устали, несли много… Мне как раз говорил не столь давно Бубен, что в лесу домик есть. Лесник жил, что ли, или какой метеоролог — мало ли, что у них там было при нормальной-то жизни. Подошли — домик как домик, целый с виду, в огороде зелень растет, лук там, петрушка, укроп-самосейка… Вошли — пусто. Но видно, что жил кто-то. Потому что постель из тряпок, посуда грязная довольно свежая на столе, а на полках — черепа. И что самое страшное — в основном маленькие, детские то есть. С полсотни, не меньше, некоторые еще с остатками кожи, волос… Кто там жил, где он их взял, зачем выставку устроил — не знаю. Только мы подожгли этот домик и шли в ночи, пока до дома не дошли.
Кстати, вот зомби по Зоне почем зря ходят, а почему зомби-детей нету? А женщин? Впрочем, говорил кое-кто, что видел и тех, и других, но верить в это не хочется. Да ладно, в Зоне во многое верить не хочется, а оно — есть.
Я внимательно посмотрел на Петракова-Доброголовина и сказал, постукивая в такт словам по столику стаканом:
— Вы, уважаемый, никуда не пойдете. Я в прошлый раз вас спросил насчет этого именно с надеждой, что откажетесь. И был весьма рад, когда отказались. У вас, простите, комплекция не та. Ну посмотрите вы на себя… Физкультурой когда в последний раз занимались?
— Простите, я каждое утро трусцой бегаю! — возмутился профессор.
— Да хоть прыгай. Это же несерьезно, чува-ак! — поддержал меня Аспирин. — Вот прикинь, лежишь ты в траве, от мародеров хоронишься или там солдат. Так у тебя же задница холмиком торчит! Знай только целься.