С этими словами он вручил мне клетку. Я пожал плечами и сел, прислонившись спиной к воротному столбу и слушая, как бурчат под брезентом бюреры. Остальные тоже стали располагаться на мини-привал, опасливо посматривая вокруг. Ко мне подошел профессор, опустился на корточки. Как-то я его потерял из виду в последнее время, да и неудивительно — слишком много народу вокруг, я к такому в Зоне не привык. Не успеваешь всех в голове и тем более в поле зрения удерживать.
— Как они там? — спросил заботливый Петраков-Доброголо-вин, щелкнув толстым пальцем по брезенту.
Я заглянул внутрь — на меня уставились четыре злобных глазика.
— Живы.
— Хорошо, — сказал профессор. — Это хорошо. Может быть, их покормить пора?
— Потерпят, — махнул я рукой. — Не сдохнут.
— А кто там у вас? — не выдержал Скунс, прислушивавшийся к нам. — А кофеварка зачем прикручена?
— Не твое дело, — сказал я.
— Да ладно тебе, Упырь! Вижу ведь, поймали кого-то. Сдохнут же.
— Не сдохнут.
— Как хочешь, — обиделся Скунс и вроде бы задремал. Я и сам прикрыл глаза. Стало тихо, спокойно, садившееся за холмы солнце приятно пригревало, совсем рядом еле слышно перешептывались спасшиеся пассажиры… Все это убаюкивало, и я встряхнул головой. Потом достал флягу, отвинтил крышечку, сделал несколько глотков. И напрасно: видимо, эти пятьдесят граммов спирта стали той соломинкой, которая сломала спину верблюда. Стоило мне снова всего на мгновение закрыть глаза, как я погрузился в сон. И спал, казалось, долго-долго, пока меня не разбудил истошный визг.
Визжала мама Ирочки. Та самая блондинка, что чуть не влетела в «жгучий пух» возле самолета. С тех пор она вела себя прилично, и я уже совсем забыл о том инциденте. Ни дети, ни родители на последнем переходе не шумели, я подсознательно свыкся с мыслью, что они прекрасно понимают, что не в лесу на шашлыках. Бабочек ловить не побегут.
Я смотрел на нее, протирая слипшиеся глаза, а Соболь держал маму за плечо, периодически встряхивая, и рычал:
— Ты слыщал, что эта сучка говорит, а?! Ты слышал?!
— Стоп. Что случилось?
— Ирочка! Ирочка моя… потерялась! — прорыдала мамашка. Я хотел уточнить, когда и как, но блондинка забилась в истерике, и Соболь поволок ее прочь, бросив мне:
— Погулять она ее отпустила, а сама краситься села! Тварь…убил бы!
Я резко сел, покрутил головой, так, что хрустнули шейные позвонки, и начал медленно наливаться злобой. Это про таких абсолютно точно было придумано: «Скажи отцу, чтоб впредь предохранялся». Чертова барби! Краситься ей вздумалось. В Зоне! Для кого, интересно?!
— Я расскажу, — сухо сказала другая мама, мальчиков Бори и Сережи с разбитыми носами. Ну, та, что похожа на строгую жабу из мультфильма.
— Рассказывайте, — кивнул я, безуспешно пытаясь проморгаться со сна.
— Там особенно нечего рассказывать. Меня, кстати, зовут Вероника Сергеевна.
— Очень приятно, Константин.
— Я в курсе, — поджав губы, известила Вероника Сергеевна. — Так вот, Марина отпустила Ирочку погулять, сама… м-м… занялась внешностью. Ирочка играла с Борей и Сережей у меня на виду, я с Борей отошла, ему захотелось в туалет, а потом подошел Сережа. Он сказал, что Ирочка ушла.
— Куда ушла?
— Он не знает. Она звала Сережу и Борю с собой, но у меня воспитанные мальчики, они не решились без спросу. А когда Сережа подошел спросить разрешения, Ирочки уже не было, — развела руками жаба.
Я огляделся — Аспирин с Паулем еще не вернулись, да и, судя по солнцу, спал я минут пять. Десять от силы. Ребенок не мог уйти далеко, хотя…
— Серый, иди-ка сюда, — позвал я пацана. Тот послушно подошел. Я опустился на корточки и взял его за плечи.
— Слушай, Серый. Вспомни, что Ирочка говорила. Куда она хотела пойти?
— Она не сказала, — серьезно глядя на меня, сказал Сережа. — Она говорит, пойдем со мной. Я говорю — нельзя, мама сказала далеко не уходить без взрослых. Она дразниться начала — «забоялись!».
— «Трус-трус-белорус» говорила! — обиженно влез Боря. — А я не белорус, я украинец!
— Отстань! — оттолкнул его Сережа.
— Серый, постарайся вспомнить, — настаивал я. — Это очень важно. Что она еще говорила?
— Я слышал, я! — опять втиснулся Боря. — Дядя негр, она говорила, что к дедушке пойдет!
— К какому дедушке?! Почему ты не сказал сразу?! — воскликнули мы одновременно с мамой-жабой Вероникой Сергеевной.
— А меня не спрашивали… Вон Сережка влез и говорит, меня никто не спросил… — мстительно поведал Боря.
— Говори скорее, что за дедушка! — рявкнул я, отпуская Сережу и хватая Борю. Боря не испугался.
— А автомат дадите подержать?
— Дам!
— Дедушка в пальто. Он из леса вышел, в деревню позвал. Говорит, там у него домик. Ирочка нас звала в домик, Сережка пошел у мамы разрешения спросить, а они без нас ушли. С дедушкой.
У меня опустились руки. За спиной присвистнул Соболь; я обернулся и увидел, что золотистоволосая Марина валяется у ворот без чувств.
— Не сдохнет, очухается, — безжалостно сказал Соболь. — Угробила дочку, сука.
— Что происходит? — тут как тут появилась капитан Заяц.
— В самом деле, объясните. Может, еще не поздно… — Это был уже профессор. — Почему сразу «угробила»? Прошло совсем мало времени, и мы можем…
— Излом ее забрал, — с готовностью объяснил Соболь, прервав Петракова-Доброголовина. — Так что искать уже никого не надо.
Вероника Сергеевна заплакала, даже не спросив, кто же такой этот Излом. Захлюпала и бойкая капитанша, чего я, при-;маться, не ожидал.