Точка падения - Страница 51

Что же делать с псевдоплотыо? С чего она к нам прибилась? Что-то я раньше о таких любвеобильных мутантах не слыхал… Пристрелить ее, что ли, в самом деле? Доверять псевдоплоти… Меня же на смех поднимут, обязательно кто-то из парней проболтается. Хотя для этого еще вернуться надо.

— Пойдем, что ли? — сварливо сказал дед, подошедший совершенно неслышно ко мне вплотную. — Покормил свою скотину-Скарлатину, надо двигать. А то народу только дай — расслабятся, не поднимешь потом.

— Так точно, — кивнул я и скомандовал общий подъем. Пассажиры зашевелились, забормотали, закряхтели, стали собираться. Я, глядя на этот сброд, в очередной раз подумал, что надо все бросить и сваливать отсюда. Если успешно доберемся, если чертовы бюреры не подохнут вопреки профессорским утверждениям и достижениям науки, если Петраков-Доброголовин нас не обдурит при расчете… Впрочем, если он попробует это сделать, я его лично убью. Коли успею за парнями.

Профессор выглядел хмуро: ему была очень уж не по душе компания пассажиров с разбившегося самолета, но поделать Петраков-Доброголовин ничего не мог.

— Живы карлики? — осведомился я, когда профессор подошел ко мне и стал рассматривать продолжавшую мирно умываться псевдоплоть.

— Живы. Жрут.

— Это хорошо, что жрут. Идемте вперед, профессор, тут спокойно

— Идемте. Только я бы вас попросил…

— Что еще?

— Вы меня постоянно представляете этим людям как профессора. Вы же понимаете, господин Упырь, что я не хотел бы афишировать…

— Понял. Не буду впредь.

Петраков-Доброголовин удовлетворенно кивнул и пошел рядом со мной, но прежде я пугнул мутанта. Даже не пугнул, а присел, словно собираясь что-то подобрать с земли, как обычно отгоняют собак. Псевдоплоть послушно испугалась и поскакала вперед, скрывшись за поворотом живописной дорожки меж деревьев.

Откуда-то издалека донеслось ее прощальное «абанамат». Я задумался.

Профессор, похоже, тоже, потому что спросил:

— Помните, вы говорили, что псевдоплоти слова забывают через полчаса?

— Помню, — неохотно ответил я. — Только это не я говорил, а господин Аспирин.

— Не важно… Но полчаса же, так? А эта сколько уже за нами бегает и одно и то же говорит. Как такое может быть?

— Не знаю я, профессор. Вот честно — не знаю! Это Зона. Здесь всякое может статься. Скажем, новый вид, внешне похожий на обычную псевдоплоть, а внутри — совершенно иной.

— Бегает, выслеживает, вы ее прикармливаете зачем-то…

— Она нам однажды жизни спасла. А я насчет этого благодарный.

— Зачем она вам? — спросил профессор.

— Сам не знаю, — неожиданно признался я. — Но убивать ее как-то некрасиво, согласитесь.

— У вас оригинальная мораль, — заметил Петраков-Доброголовин. Я обратил внимание, что свой «стечкин» он несет не в кобуре, а в руке. Соображает.

— Уж какая есть. Не жалуюсь.

— Помните наш разговор там, в городе? Мы говорили в том числе о мутантах. «Слыхали такие рассуждения, да. С контролером можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться…» — сказали тогда вы и добавили: «Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил».

— Я до сих пор придерживаюсь такого мнения.

— Однако эта псевдоплоть…

— Если понадобится, я ее убью, профессор.

— Меня вы бы застрелили с меньшими раздумьями, уверен.

— У вас мания преследования, — улыбнулся я. — Зачем мневас убивать? Или совесть нечиста?

— Почему же сразу нечиста… Просто иы меня не любите. Это заметно, — сказал профессор с грустным видом. Врать без нужды я не стремлюсь, потому ответил:

— А зачем мне вас любить? Вы не танцовщица из бара. У нас отношения совсем иного плана: деловые, взаимовыгодные. Я выполняю работу, вы ее оплачиваете. Хотя я бы предпочел встретить вас и городе по возвращении, а не таскаться в вашей компании по Зоне.

— Вот-вот. Работа. А вы ввязались в эту историю с пассажирами. Ничего бы с ними не случилось, отсиделись бы в остатках корпуса…

Я посмотрел на профессора почти с ненавистью:

— У вас дети есть, господин Петраков-Доброголовин?

— Нет, — ответил профессор, но хоть покраснел.

Я немного помедлил и сказал:

— Вы тоже когда-то были ребенком. Толстым, противным, вредным, но ребенком. И кто знает, попади вы в такую переделку и решение бы принимал такой вот… который оставил бы вас с гниющими трупами в железном коробе, окруженном мутантами и прочим ужасом… Мне продолжать?

— За ними бы пришли спасатели, военные, — обиженно сказал профессор.

Я ровным голосом сказал:

— Вот и оставались бы с ними.

— Я? — вскинулся профессор. — Я вам деньги плачу!

— Вот и они платят, — брезгливо отстранился я от профессора. Надо же, какая все-таки дрянь человек. Не зря, ох не зря Землю наградило этой Зоной. И будут еще, вон Даун же поперся в какую-то… Будут. Много будет. Поделом человечеству, еще и не такое заслужили! Геены огненные на вас всех и что там еще бывает. Сволочь какая, надо же! Еще биолог называется!

Профессор, видать, почуял, что я на грани, и как-то потихоньку приотстал. Но вскорости снова потянул меня за рукав. Я уж было собрался послать его грубо, но вовремя понял, что это не профессор.

Это была стюардесса Марина, и она явно хотела мне что-то сказать. Более всего в этот момент я надеялся, что довольно симпатичная девушка просто желает объясниться мне, отважному спасителю и укротителю мутантов, в любви. Это как минимум слегка бы подняло мне настроение после общения с Петраковым-Доброголовиным. Но дело, конечно же, было совсем в другом. Еще возле самолета она перед самым уходом обратилась ко мне с неожиданной просьбой — снять «черные ящики» с самолета. Я было отказался, сказав, что не знаю даже, где они находятся, но Марина отвела меня к очнувшемуся бортмеханику, который объяснил. Он тоже просил снять «ящики» и спрятать — закопать, к примеру. Поскольку процедура оказалась несложной и по многом обоснованной — в самом деле, надо же потом разобраться, что там случилось с самолетом, а с собой тащить эти штуки мне вовсе не хотелось, — мы быстренько все сделали, а место захоронения я пометил. И вот стюардесса снова чего-то от меня хотела.