Точка падения - Страница 41

К оглавлению

41

Глава пятнадцатая
Точка падения

Это был огромный аэробус — старая машина, которые давно уже не использовались серьезными европейскими авиакомпаниями, но вовсю — украинскими. Откуда он тут взялся? Самолеты над Зоной не летали вообще — себе дороже, иная аномалия (тукнет и на десяти километрах, никогда не знаешь, чего от них ожидать… Поэтому все воздушные трассы над территорией Зоны упразднили. И вот— пассажирский самолет…

Хотя было видно, что летит он как-то дергано, нелепо, оставляя за собой хвост черного дыма. Видимо, в воздушное пространство Зоны аэробус вошел поневоле — что-то с управлением, к примеру…

— Смотрите — самолет! — сказал Аспирин.

Мы стояли и таращились в небо, пока огромная машина не легла на вершины деревьев и со страшным треском не обрушилась в лес. Взрыва не было, садился аэробус полого, а значит, там вполне мог кто-нибудь выжить.

— Быстро туда! — заорал я.

— А как же… — вякнул профессор, но я не стал его слушать, да и никто не стал. Самолет в Зоне — это ЧП. Это люди. Возможно, пять сотен людей. Это женщины и дети, черт бы их побрал. И на моем месте любой, даже многие из Темных, бросились бы их спасать. Есть вещи, которые неподконтрольны даже нашим внутренним законам и правилам. У пассажиров нет спецодежды, обуви, оружия. У них ничего нет, даже надежды. А если авиалайнер шлепнулся в мощный гравиконцентрат, У них вообще ничего нет. Их самих и то нет… Но это можно узнать только на месте.

Поэтому мы все пошли в направлении падения аэробуса — курс на ладонь правее водонапорной башни. И вышли к нему довольно скоро, через часок-полтора, миновав парочку довольно банальных ловушек вроде хищно потрескивающей «мясорубки», которую первым заметил, как ни странно, профессор Петраков-Доброголовин.

— Но наше задание… Как же мы… — бормотал он, топая вслед за мной. Многому научился жиртрест — шел исправно, след в след. Но ума не прибавил. Он мне снова перестал нравиться.

— Закрой рот, — сказал я ему.

— Зачем нам эти люди?! Мы ведь усложняем… — успел бряк-нуть он, и я ударил прикладом назад. Попал в грудину. Петраков-Доброголовин заперхал, задохнулся и быстро понял, что спорит с Упырем в таких ситуациях не стоит. Хемуль его совсем пристрелил бы, но Хемуль — он сумасшедший, а я пока нормальный. Пока. Или мне так кажется.

Самолет величаво лежал среди исковерканных деревьев. Что то в нем искрило, что-то — горело, но в целом нельзя было сказать, что машина так уж сильно пострадала. Я однажды был па месте падения армейского транспортного самолета, тактам мясо лопатами выскребали из погнутых кусков фюзеляжа.

Где же люди? Мне, если честно, лезть внутрь совсем не светило, и похоже, мои товарищи были того же мнения. Мы осторожно обогнули корпус и увидели, что дверь открыта и из пес свисает полусдувшийся аварийный трап веселенькой жевто-блакитной расцветки.

Рядом с трапом никого не было. Мы замерли и прислушались. Неподалеку за деревьями явственно слышался какой шум. Я решительно двинулся в ту сторону, остальные молча по тянулись за мной.

Пассажиры аэробуса толклись на полянке, нас пока не замечая. Кто-то сидел на корточках, обхватив голову, и легонько раскачивался. Кто-то просто сидел на земле, прислонившись к дереву. Два или три человека лежали, над ними суетились женщины, одна из которых была в летной форме. Видать, стюардесса. Какая-то девица лет двадцати пяти, с пышной гривой золотисты волос, истерично рыдая, рвалась обратно в самолет. Ёе еле удерживала вторая стюардесса. На стюардессе и на самой лица не было, но она пыталась вразумить истеричку:

— Туда нельзя, понимаете? В любой момент баки с горючим могут взорваться. Да поймите же вы наконец, туда нельзя!

Девица явно не слышала ни слова, она молотила по плечу стюардессы одной рукой, а второй тащила за собой ребенка — маленькую девочку лет пяти-семи. Девочка отчаянно ревела.

Навскидку здесь было человек двадцать пять-тридцать. Немного для такого крупного самолета. Но и немало, если учесть обстоятельства. Ох как немало. Я даже слегка опешил. Трупы, очевидно, остались внутри лайнера. И верно: кому нужно возиться с мертвыми телами, если вокруг полно еще живых тел. До меня снова донесся голос стюардессы, которая, уже срываясь, крикнула:

— Да нет там никого живого, поймите же!

В этот момент Соболь широким шагом пересек поляну и влепил истеричке пощечину. Та сразу заткнулась и уставилась на него ошалевшими глазами.

— Ложись, дура. Сейчас будет взрыв, — спокойно сказал Соболь, — и ребенка своим телом прикрой. Или ты не мать ей?

— Мать… — просипела девица, — а вы… вы кто такой?!

И отступила, притянув к себе девочку, которая уже не в силах была реветь, а только непрерывно всхлипывала, вздрагивая всем телом.

Тут-то только на нас и обратили внимание. Кто-то радостно завопил, женщины заплакали, не иначе как от счастья. Еще бы — люди в спецкостюмах, с оружием. Кто, как не долгожданные спасатели?!

— Американцы! Американцы! — закричал кто-то. Понятное дело, негр с автоматом — кто ж еще, как не американец. Тем более на территории Украины.

Я их сразу обломал, сказавши:

— Господа и товарищи, не радуйтесь. Мы не американцы. И мы не спасатели.

— Как же так? — спросила стюардесса с тихим отчаянием. — Понимаете, нам необходима помощь…

— Мы не спасатели, — терпеливо повторил я. — И все мы находимся на территории так называемой Зоны, и еще не факт, что вам повезло. Смерть от декомпрессии куда лучше смерти от «мясорубки» или «карусели»…

41